Неточные совпадения
Надо было избавиться от этой силы. И избавление было в руках каждого. Надо было прекратить эту зависимость от
зла. И было одно средство —
смерть.
В первый раз тогда поняв ясно, что для всякого человека и для него впереди ничего не было, кроме страдания,
смерти и вечного забвения, он решил, что так нельзя жить, что надо или объяснить свою жизнь так, чтобы она не представлялась
злой насмешкой какого-то дьявола, или застрелиться.
И
смерть, как единственное средство восстановить в его сердце любовь к ней, наказать его и одержать победу в той борьбе, которую поселившийся в ее сердце
злой дух вел с ним, ясно и живо представилась ей.
Когда я был еще ребенком, одна старуха гадала про меня моей матери; она предсказала мне
смерть от
злой жены; это меня тогда глубоко поразило; в душе моей родилось непреодолимое отвращение к женитьбе…
— Вы для возбуждения плоти, для соблазна мужей трудной жизни пользуетесь искусствами этими, а они — ложь и фальшь. От вас, покорных рабынь гибельного демона, все
зло жизни, и суета, и пыль словесная, и грязь, и преступность — все от вас! Всякое тление души, и горестная
смерть, и бунты людей, халдейство ученое и всяческое хамство, иезуитство, фармазонство, и ереси, и все, что для угашения духа, потому что дух — враг дьявола, господина вашего!
— Тогда Саваоф, в скорби и отчаянии, восстал против Духа и, обратив взор свой на тину материи, направил в нее
злую похоть свою, отчего и родился сын в образе змея. Это есть — Ум, он же — Ложь и Христос, от него — все
зло мира и
смерть. Так учили они…
Капитализм осужден не только потому, что в нем есть моральное
зло эксплуатации, но также и потому, что капиталистическая экономика перестала быть продуктивной, мешает дальнейшему развитию производственных сил и исторической необходимостью обречена на
смерть.
Или ты забыл, что спокойствие и даже
смерть человеку дороже свободного выбора в познании добра и
зла?
— То-то и есть, что в уме… и в подлом уме, в таком же, как и вы, как и все эти… р-рожи! — обернулся он вдруг на публику. — Убили отца, а притворяются, что испугались, — проскрежетал он с яростным презрением. — Друг пред другом кривляются. Лгуны! Все желают
смерти отца. Один гад съедает другую гадину… Не будь отцеубийства — все бы они рассердились и разошлись
злые… Зрелищ! «Хлеба и зрелищ!» Впрочем, ведь и я хорош! Есть у вас вода или нет, дайте напиться, Христа ради! — схватил он вдруг себя за голову.
Смерть есть не только предельное
зло, в
смерти есть и свет.
Он теряет веру после
смерти горячо любимой матери, его возмущает духовно низменный характер жизни православного духовенства, из которого он вышел, он не может примирить веры в Бога и Промысел Божий с существованием
зла и несправедливых страданий.
Победимость природы, лежащей во
зле, победимость ужаса жизни и ужаса
смерти опытно показана христианскими святыми.
Вступив на путь
зла, люди стали не богами, а зверями, не свободными, а рабами, попили во власть закона
смерти и страдания.
Безрелигиозное сознание мысленно исправляет дело Божье и хвастает, что могло бы лучше сделать, что Богу следовало бы насильственно создать космос, сотворить людей неспособными к
злу, сразу привести бытие в то совершенное состояние, при котором не было бы страдания и
смерти, а людей привлекало бы лишь добро.
Вопрос о сущности
зла есть основной вопрос жизни и
смерти, и нет решения этого вопроса вне религии Св.
Весь природный порядок, пространственный, временный, материальный, закономерный, который явился результатом греха, соблазненности наущениями духа
зла, есть наполовину подделка бытия, ложь и призрак, так как в нем царит
смерть, рабство и страдание.
Что Христос воскрес, что Правда победила в мире
зло, вырвала корень
зла —
смерть, это не дано как факт принудительный и доказательный.
Все эмпирические формы
зла —
смерть, болезнь, нужда, рабство, убийство, злоба, ненависть явились в мир из этого источника.
Если
зло и страдания жизни,
смерть и ужас бытия не являются результатом предмирного преступления богоотступничества, великого греха всего творения, свободного избрания
злого пути, если нет коллективной ответственности всего творения за
зло мира, нет круговой поруки, то теодицея [Теодицеей называется проблема оправдания Бога, но само это словосочетание вызывает возражение.
Воскресение Христа есть единственный абсолютно разумный факт мировой жизни; в победе жизни над
смертью, правды над
злом есть Разум, Смысл.
Я уже знал, что все люди умирают, и
смерть, которую я понимал по-своему, казалась мне таким страшилищем и
злым духом, что я боялся о ней и подумать.
Но воображение мое снова начинало работать, и я представлял себя выгнанным за мое упрямство из дому, бродящим ночью по улицам: никто не пускает меня к себе в дом; на меня нападают
злые, бешеные собаки, которых я очень боялся, и начинают меня кусать; вдруг является Волков, спасает меня от
смерти и приводит к отцу и матери; я прощаю Волкова и чувствую какое-то удовольствие.
Первое: вы должны быть скромны и молчаливы, аки рыба, в отношении наших обрядов, образа правления и всего того, что будут постепенно вам открывать ваши наставники; второе: вы должны дать согласие на полное повиновение, без которого не может существовать никакое общество, ни тайное, ни явное; третье: вам необходимо вести добродетельную жизнь, чтобы, кроме исправления собственной души, примером своим исправлять и других, вне нашего общества находящихся людей; четвертое: да будете вы тверды, мужественны, ибо человек только этими качествами может с успехом противодействовать
злу; пятое правило предписывает добродетель, каковою, кажется, вы уже владеете, — это щедрость; но только старайтесь наблюдать за собою, чтобы эта щедрость проистекала не из тщеславия, а из чистого желания помочь истинно бедному; и, наконец, шестое правило обязывает масонов любить размышление о
смерти, которая таким образом явится перед вами не убийцею всего вашего бытия, а другом, пришедшим к вам, чтобы возвести вас из мира труда и пота в область успокоения и награды.
— Я верю, — объяснила gnadige Frau со своей обычной точностью, — что мы, живя честно, трудолюбиво и не делая другим
зла, не должны бояться
смерти; это говорит мне моя религия и масонство.
Платя дань веку, вы видели в Грозном проявление божьего гнева и сносили его терпеливо; но вы шли прямою дорогой, не бояся ни опалы, ни
смерти; и жизнь ваша не прошла даром, ибо ничто на свете не пропадает, и каждое дело, и каждое слово, и каждая мысль вырастает, как древо; и многое доброе и
злое, что как загадочное явление существует поныне в русской жизни, таит свои корни в глубоких и темных недрах минувшего.
Но все-таки в овраге, среди прачек, в кухнях у денщиков, в подвале у рабочих-землекопов было несравнимо интереснее, чем дома, где застывшее однообразие речей, понятий, событий вызывало только тяжкую и
злую скуку. Хозяева жили в заколдованном кругу еды, болезней, сна, суетливых приготовлений к еде, ко сну; они говорили о грехах, о
смерти, очень боялись ее, они толклись, как зерна вокруг жернова, всегда ожидая, что вот он раздавит их.
Чтобы противиться такому
злу и уничтожать его, нужно делающего
зло наказывать
смертью или искалечением или каким-нибудь личным мучением.
— Но разве это может быть, чтобы в тебя заложено было с такой силой отвращение к страданиям людей, к истязаниям, к убийству их, чтобы в тебя вложена была такая потребность любви к людям и еще более сильная потребность любви от них, чтобы ты ясно видел, что только при признании равенства всех людей, при служении их друг другу возможно осуществление наибольшего блага, доступного людям, чтобы то же самое говорили тебе твое сердце, твой разум, исповедуемая тобой вера, чтобы это самое говорила наука и чтобы, несмотря на это, ты бы был по каким-то очень туманным, сложным рассуждениям принужден делать всё прямо противоположное этому; чтобы ты, будучи землевладельцем или капиталистом, должен был на угнетении народа строить всю свою жизнь, или чтобы, будучи императором или президентом, был принужден командовать войсками, т. е. быть начальником и руководителем убийц, или чтобы, будучи правительственным чиновником, был принужден насильно отнимать у бедных людей их кровные деньги для того, чтобы пользоваться ими и раздавать их богатым, или, будучи судьей, присяжным, был бы принужден приговаривать заблудших людей к истязаниям и к
смерти за то, что им не открыли истины, или — главное, на чем зиждется всё
зло мира, — чтобы ты, всякий молодой мужчина, должен был идти в военные и, отрекаясь от своей воли и от всех человеческих чувств, обещаться по воле чуждых тебе людей убивать всех тех, кого они тебе прикажут?
С того дня, как умер сын его Джигангир и народ Самарканда встретил победителя
злых джеттов [Джетты — жители Моголистана, включавшего в себя Восточный Туркестан, Семиречье и Джунгарию.] одетый в черное и голубое, посыпав головы свои пылью и пеплом, с того дня и до часа встречи со
Смертью в Отраре, [Тимур умер во время похода к границам Китая, когда его армия прибыла в Отрар.] где она поборола его, — тридцать лет Тимур ни разу не улыбнулся — так жил он, сомкнув губы, ни пред кем не склоняя головы, и сердце его было закрыто для сострадания тридцать лет!
— Сам молчи! А я поговорю… Я вот смотрю на вас, — жрёте вы, пьёте, обманываете друг друга… никого не любите… чего вам надо? Я — порядочной жизни искал, чистой… нигде её нет! Только сам испортился… Хорошему человеку нельзя с вами жить. Вы хороших людей до
смерти забиваете… Я вот —
злой, сильный, да и то среди вас — как слабая кошка среди крыс в тёмном погребе… Вы — везде… и судите, и рядите, и законы ставите… Гады однако вы…
Помню, как после
смерти отца я покидал тебя, ребенка в колыбели, тебя, не знавшую ни добра, ни
зла, ни заботы, — а в моей груди уже бродила страсть пагубная, неусыпная; — ты протянула ко мне свои ручонки, улыбалась… будто просила о защите… а я не имел своего куска хлеба.
И усильям духа
злогоВседержитель волю дал,
И свершается все снова
Спор враждующих начал.
В битве
смерти и рожденья
Основало божество
Нескончаемость творенья,
Мирозданья продолженье,
Вечной жизни торжество!
Кто не хочет вслушиваться в эти слова, кого мысль о
смерти и в этом печальном положении не льстит, а пугает, тому надо стараться заглушить эти воющие голоса чем-нибудь еще более их безобразным. Это прекрасно понимает простой человек: он спускает тогда на волю всю свою звериную простоту, начинает глупить, издеваться над собою, над людьми, над чувством. Не особенно нежный и без того, он становится
зол сугубо.
И так
зло сказала она это, что заметил я её, а старичок,
смерти преданный, осёкся.
Отвожу я от тебя чорта страшного, отгоняю вихоря бурного, отдаляю от лешего одноглазого, от чужого домового, от
злого водяного, от ведьмы Киевской, от
злой сестры ее Муромской, от моргуньи-русалки, от треклятыя бабы-яги, от летучего змея огненного, отмахиваю от ворона вещего, от вороны-каркуньн, защищаю от кащея-ядуна, от хитрого чернокнижника, от заговорного кудесника, от ярого волхва, от слепого знахаря, от старухи-ведуньи, а будь ты, мое дитятко, моим словом крепким в нощи и в полунощи, в часу и в получасьи, в пути и дороженьке, во сне и наяву укрыт от силы вражией, от нечистых духов, сбережен от
смерти напрасный, от горя, от беды, сохранен на воде от потопления, укрыт в огне от сгорения.
Глупая и
злая мачеха невзлюбила Мирошева за то, что его звали Кузьмой; она чуть не била его отца, промотала его хорошее состояние (2000 душ), и после
смерти родителей сыну осталось в наследство 300 рублей; деньги пришли очень кстати, потому что в это время его выпустили в офицеры из кадетского корпуса.
Господи — помилуй!
Мы — твои рабы!
Где же взять нам силы
Против
злой судьбы
И нужды проклятой?
В чем мы виноваты?
Мы тебе — покорны,
Мы с тобой — не спорим,
Ты же
смертью черной
И тяжелым горем
Каждый день и час
Убиваешь нас!
У волка есть берлога, и гнездо у птицы —
Есть у жида пристанище;
И я имел одно — могилу!..
Чудовище! зачем ты отнял у меня
Могилу!.. все старанья ваши —
зло!
Спасти от
смерти человека для того,
Чтоб сделать
зло! — безумцы;
Прочь!.. пусть течет свободно кровь моя,
Пусть веселит… о! жалко! нет монаха здесь!..
Одни евреи бедные — что нужды?
Они всё люди же — а кровь
Приятна людям! — прочь!
Он
смерть предпочитал позорной жизни,
И думал сделать ей добро, не
зло!..
Я никогда не желал никому
зла. Да; никому, и потому не желал и
смерти моей мучительнице и не ожидал, что это случится. Еще более я считал бы за отвратительную гадость мечтать о свободе, пока эта женщина была жива...
— Да, я похожа, но только наружно, а ты внутренно: у тебя прекрасное сердце, а у меня —
злое. Ты вестник жизни и свободы, — я вестник
смерти и неволи. Я деспот.
Я вспомнил все: с имперцами наш бой,
И
смерть вождя, и бегство от дракона.
«Где он? — вскричал я, — где наш недруг
злой?
Если крест — болезнь, то нести ее с покорностью; если обида от людей, то уметь воздавать добром за
зло; если унижение, то смириться, если
смерть, то с благодарностью принять ее.
Страдания и
смерть представляются человеку
злом только тогда, когда он закон своего плотского, животного существования принимает за закон своей жизни.
Учение о том, что человек никогда не может и не должен делать насилия ради того, что он считает добром, справедливо уже по одному тому, что то, чтò считается добром и
злом, не одно и то же для всех людей. То, что один человек считает
злом, есть
зло сомнительное (другие считают его добром); насилие же, которое он совершает во имя уничтожения этого
зла — побои, увечья, лишение свободы,
смерть — уже наверное
зло.
Никто не знает, что такое
смерть, и, однако, все ее страшатся, считая ее величайшим
злом, хотя она может быть и величайшим благом.
Мы знаем, что с заряженными ружьями надо обращаться осторожно, а не хотим знать того, что так же осторожно надо обращаться и со словом. Слово может не только убить, но и сделать
зло хуже
смерти.
Можно, по выражению Паскаля, не думать об этом, нести перед собой ширмочки, которые бы скрывали от взгляда ту пропасть
смерти, к которой мы все бежим; но стоит подумать о том, что такое отделенная телесная жизнь человека, чтобы убедиться в том, что вся жизнь эта, если она есть только телесная жизнь, не имеет не только никакого смысла, но что она есть
злая насмешка над сердцем, над разумом человека и над всем тем, что есть хорошего в человеке.
В минуту
смерти человека свеча, при которой он читал исполненную тревог, обманов, горя и
зла книгу, вспыхивает более ярким, чем когда-нибудь, светом, освещает ему всё то, что прежде было во мраке, трещит, меркнет и навсегда потухает.
Так что и вам, судьи, и всем людям, я думаю, следует не бояться
смерти и помнить одно: для доброго человека нет никакого
зла ни в жизни, ни в
смерти».